В том же Бабушкинском парке, где я смотрела на танцующих, на меня наехал мальчик на велосипеде. Было ему лет 9. Я стояла около лавочки, он лавировал между других зрителей, а со мной решил не церемониться. Нет, я понимаю, что он не хотел.
Но мальчик даже не извинился. Врезался, как будто перед ним деревяшка, неживой предмет. Запачкал меня колесом, но это пустяки. Плохо то, что рядом стоял его папа, который тоже сделала вид, что я не человек, а манекен. Мы встретились взглядами, я не прочла в его глазах ни малейшей неловкости за сына. Я ничего не сказала, папа поспешил отвернуться.
А потом мы удивляемся, откуда у нас берутся казанские стрелки. Если для ребенка человек не выглядит одушевленным существом, которому может быть неприятно, обидно, больно, то почему бы не пальнуть в него при случае?
Недавно прочла статью о Макаренко, как он воспитывал детей в своей колонии. Во-первых, они все обязаны были работать. Во-вторых, за работу дети получали деньги, то есть они понимали, что это не урок труда, на который можно не ходить, а реальное, серьезное дело, от которого зависит твое благосостояние. В-третьих, никаких личных драм, душевных сложностей и богатого внутреннего мира; твой мир – это твой коллектив.
Мне кажется, возьмись сейчас какой-нибудь педагог повторить систему Макаренко, его немедленно бы отдали под суд.