Если выйти в Москве на станции Щёлковская, то покажется, что ты попал в небольшую среднеазиатскую республику. Место это пыльное, рядом Щёлковское шоссе и промзона, и более-менее благополучные люди отсюда бегут. Остаются гастарбайтеры.
Поднимешься вечером из метро, а они уже собрались здесь по трое-четверо; кружками, кругами и группами. Стоят, сидят на корточках, кричат, едят. У них здесь сход.
[Spoiler (click to open)]
Весна в Гольяново начинается не со щебета птиц, а с рёва мотоциклов. Если посмотреть сверху из окна на шоссе, то машины шевелятся, как жуки, а мотоциклы скачут по ним, как блохи. Это продолжается и ночью. После двенадцати трасса освобождается, мотоциклисты собираются в кавалькады, и рев моторов превосходит все мыслимые децибелы. Две секунды – и они скрываются из глаз. Куда они летят? Вероятно, навстречу смерти.
Слава Богу, у нас окно выходило не на шоссе, а во двор, и звуки глохли от густо посаженных деревьев. Зато зайдешь на кухню и почувствуешь себя на цирковом представлении, где прямо на твоих глазах разворачивается смертельный номер.
Выйдя из метро, попадаешь прямиком в шаурмичную. Здесь большие потоки жаждущих шаурмы и лепешки прямо из тандыра, частый завоз продуктов небольшими партиями, всё очень свежее и вкусное. Мы всем районом знали, когда повар ставит тесто, когда начинает выпекать, и когда нужно уже собираться и идти, чтобы не прозевать самую горячую, самую ароматную лепешку.
Муж никогда в шаурмичную не ходит – не может стоять в этой толпе, а лепешки любит еще с Самарканда. Говорит: "Сходи, тебе ведь всё равно, ты среди них растворишься". Пойдешь, встанешь в очередь, и почувствуешь себя в сердце Азии. Читаешь про себя Есенина:
Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пёс мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне Бог.
Записалась я в этом районе на фитнес и стала через день ходить через один уютный московский дворик. Что там делается! Дети на площадке один на одном, как яблоки на дереве. Облепили горку, машинки, качели, - вообще, любую кочку и пенек, где можно играть. До чего же плодовитые узбечки (если я правильно поняла). Все дети – их.
Ни одного русоголового среди них не видно, не слышно звука русской речи. Там же мамочки, тётушки, старшие сестрёнки – детвора под присмотром, все благополучные, у всех счастливое детство. Только один вопрос: наши дети не выходят туда гулять потому, что не хотят, или их там вообще нет?
