На второй своей работе я познакомилась с таджичкой. Она ходила полностью закрытая, с ног до головы в каких-то платках, только самый центр лица был виден - от бровей до губ. Лоб и подбородок спрятаны. А стояла такая жара! Коллектив был женский, поэтому Айгуль приходила и сразу же снимала с себя головное покрытие и платье; под платьем обнаруживалось еще одно маленькое платьишко и штаны. Это же надо так укутаться. Маленького платьица и штанов она ни за что не снимала, хотя мы все работали в майках, а вместо юбок повязывали вокруг бедер кусок ткани – так телу легче дышать.
[Spoiler (click to open)]
Таджичка маялась в своих одеждах, пот с нее тек ручьем. Когда к одной из наших сотрудниц приходил муж, она в панике бросалась одеваться, то есть напяливать второй слой одежды: второе плате, платки и шапочку. Да – там еще шапочка присутствовала. При мужчине Айгуль должна была показываться плотно укутанной, видны могут быть только кисти рук (запястья закрыты) и обувь. По ее покрасневшему и взмокшему лицу, по тому, как судорожно она одевалась, было понятно, что для Айгуль это не просто традиция, а настоящий стыд. Если чужой мужчина увидит ее неприкрытой, она почувствует, что предала свою веру, своего мужа.
О какой работе может идти речь, когда в голове такое? Шить девушка не умела, поэтому стояла на упаковке готового изделия. Операция эта оплачивалась очень дешево, чуть ли не 250 рублей в день, и непонятно было, какая ей выгода от такой работы. Разве что заработать себе на дорогу и обед.
Айгуль сказала, что хотела бы научиться шить: «Щит хачу», чтобы зарабатывать больше: «Денек мала». Сотрудницы начали над ней смеяться, а я стала ее учить. Тогда наши женщины против меня восстали: зачем ты ее учишь, самим работы не хватает! Хотела я им сказать: работы такой в Москве – вагон. Думать надо не о том, что таджичка у тебя швейную машинку отберет, а о том, как бы самой от этой машинки избавиться. Пусть здесь таджички работают, я с радостью отдам им такое рабочее место. Собственно, так оно и вышло.
Времени для обучения я выделяла не много, потому что надо было работать, свою норму выполнять, но какая же Айгуль была неподъемная! Это все равно, что учить пятилетнего ребенка. Никакой ловкости в движениях; на руки ее посмотришь, а они глупые, не понимают, что делают. В швейной работе весь ум, всё умение в пальцах содержатся, они – проводники мозга. Пальцы должны быть чувствительные и живые, а у нее выходила одна суета.